Душанбинские события 90-х годов (описания очевидцев)

Я мирный человек и не питаю ненависти к людям, какими бы они не были. Однако, живя в Душанбе, обратил внимание на то, что в истории Таджикистана целенаправленно "забыт" один из страшных и кровавых периодов страны - события 90-х годов, а именно очень специфическое отношение к русским в Таджикистане. Сейчас всячески стараются преуменьшить трагизм тех кровавых событий. Считаю, что историю необходимо знать, дабы не повторять ошибок, а потому публикую этот материал для истории.

суббота, 31 декабря 2016 г.

Таджикистан: письма на родину от бывших жителей

Анора СаркороваРусская служба Би-би-си, Душанбе

В 1991 году, после объявления о распаде СССР, Таджикистан одним из последних объявил о своей независимости. Спустя год в стране началась гражданская война (1992-1997), ставшая одним из самых кровопролитных конфликтов на территории бывшего СССР с момента его распада.

По официальным данным, в результате противостояния погибли более 100 тысяч человек, 26 тысяч женщин овдовели и 55 тысяч детей стали сиротами.

Миллионы граждан Таджикистана были вынуждены бежать из республики, спасаясь от репрессий и верной гибели, почти половина населения осталась без крова.

Корреспондент Русской службы Би-би-си Анора Саркорова связалась с бывшими жителями страны, которые рассказали, как пережили разлуку с родиной и друзьями, как начинали новую жизнь и что их до сих пор связывает с Таджикистаном.

Наталья Зубкова, Россия

Недавно я услышала песню советского композитора Александра Зацепина "О, Душанбе!" - и на секунду окунулась в то ощущение детства, когда московский рейс прилетал в Душанбе в 6 утра, а город только просыпался.

Возвращались мы после каникул в России, и, как только самолет приземлялся, где-то в области сердца разливалось тепло - ты ДОМА! Вот сейчас увидишь розы и чинары. Сможешь дышать единственно родным для тебя воздухом. Наешься персиков и увидишь своих друзей. Будущее было ясным и светлым: школа-институт-замуж!

Даже будучи подростком, я понимала, что жить в такой красоте и с такими людьми - непозволительная роскошь, и всегда боялась, что это не навсегда.

Так и случилось: к тому времени, как я окончила первый курс мединститута, обстановка в стране изменилась. Стало понятно, что нужно уезжать, нужно быстро решать - куда, нужно все бросать, все рвать... НУЖНО! Здесь больше нельзя оставаться.

Встречаешь одноклассников, и единственный вопрос: "Ты куда? В Россию, Германию или Израиль?" Все вспоминали про родственников, закидывали крючки, думали о том, куда отправить детей - подальше от неразберихи того времени.

Я уезжала 31 мая 1992 года поездом. Хихикала и болтала, точно зная, что вернусь. Какой переезд? Я никуда отсюда уезжать не хочу! Поеду и сдам экзамены на двойки, чтобы меня не приняли! А потом вернусь. И все будет по-прежнему! Ведь мама остается в Душанбе!

Но экзамены сдались не на двойки. Стало понятно, что билет был в один конец. Бегала на переговорный пункт каждую неделю, чтобы услышать мамин голос и как-нибудь прожить еще одну неделю.

После Саратова была Пенза, где уже жили моя мама и сестра. Здесь я начинала осваивать врачебное дело, ходила в походы, появились дом и новые друзья.

Москва подарила мне бесценные подарки - профессию, знания, встречи с великими врачами и интересную, любимую работу. Я защитила диссертацию и начала работать с удивительно яркими людьми! Мы купили квартиру, не нужно было больше с завистью смотреть на чужие окна и снимать чужое жилье.

Только через 15 лет я окончательно прижилась и научилась жить настоящим. Научилась не делить жизнь на "до и после", а просто быть благодарной за каждый день, за тех людей, которые есть в моей жизни.

Но... когда я попадаю в горы, отрываю кусок горячей лепешки или могу напиться воды из горной речки - ко мне вновь возвращается то самое чувство родного, знакомого, теплого дома, который был и остается только в Душанбе. Там осталась часть меня.

В этой привязанности - весь калейдоскоп событий моей счастливой детской жизни, молодость моих родителей, мои школьные друзья и все то, что олицетворяло чудесное "советское время".

Я желаю моему прекрасному городу - Душанбе - процветания, обновления и счастливых людей!

Хайдар Зайдов, Украина

Так получилось, что, несмотря на всю любовь к родному краю, я и моя семья были вынуждены покинуть родину. Переехали мы на Украину, и в прямом смысле эта страна стала для нас вторым родным домом. Но все же сильно скучаем по родному Душанбе.

Нам всегда будет не хватать того особого запаха, что приносит с собой по утрам река Душанбинка, вкус плова в чайханах, аромат Зеленого базара, вкус воды в Сияме, и еще много-много чего. Здесь никто не окликнет тебя: "Эй, братишка, куда идешь?" Мне до конца моей жизни не будет хватать криков молочниц по утрам: "Приходите за молоком".

Когда однажды я купил лепешку, испеченную в тандыре, и принес домой, жена долго вдыхала ее запах, слезы катились по ее щекам. Тем, кому не пришлось пережить разлуку с родиной, сложно будет объяснить, почему она плакала, крепко сжимая ту лепешку.

На Украине у нас все сложилось неплохо. Родился второй сын. Здесь дети пошли в школу, смогли получить хорошее образование.

Мы с супругой старались воспитывать их в духе наших традиций, хотя это и непросто. Забота о будущем детей - одна из главных причин переезда.

За все эти годы никто не сказал мне и моим близким обидного слова, ни разу я не слышал ни одного националистического высказывания, обидных кличек типа "чурки".

Никого здесь не смущает мое имя - Хайдар. Мы дружим с армянами, украинцами, прибалтами, ходим на семейные обеды. В нас тут видят людей и оценивают по поступкам, поэтому и разлуку с родиной, наверное, удалось пережить намного легче.

Не скажу, что все было легко и быстро. Обустраивались сложно. Я долго не мог устроиться по специальности - работал грузчиком, торговым агентом, подрабатывал на стройке. Учил язык.

Потом устроился в газету, дальше получилось пробиться на телевидение. Работал журналистом, писал сценарии.

Моя супруга Витала - тоже душанбинка. После долгого оформления документов получила вид на жительство, освоила новые ремесла. Она востребована. Жизнь налаживается.

Не знаю, трудно предположить, как бы сложилась наша жизнь, если бы мы остались в Таджикистане. Я благодарен Всевышнему за все, что есть в моей жизни - за семью, любовь. Возможно, частью его замысла было то, чтобы мы смогли передать ту любовь к родине, которая живет в наших сердцах, другим людям, далеко за пределами родины...

Каждый из нас скучает по-своему - кто-то сдерживает свои эмоции, кто-то не может их сдержать. Но любовь к родине, где ты сделал первый вздох, первый шаг, останется в нас, сколько бы времени ни прошло. Мне тяжело говорить об этом. Все таджикистанцы, покинувшие родной край, оставили там частичку себя, которая нас будет звать и ждать, пока мы живы

Мира Фузайлова, Израиль

Мира Фузайлова с супругом. — Image captionМира Фузайлова: "Несмотря на то что моя семья уже много лет живет в Израиле, связь с родиной поддерживаем всегда, постоянно звоним в Душанбе друзьям". (Мира Фузайлова на фотографии с супругом)

Я родилась в Душанбе, закончила там школу, поступила в техникум, вышла замуж. В Душанбе родились мои дети. Их у меня пятеро.

Как мы жили - одной дружной семьей: таджики, узбеки, татары, русские. Никогда никто нас не обижал. Ходили в гости, справляли свадьбы, поддерживали друг друга в трудный час. Я очень рада, что мои дети были воспитаны там. Это воспитание особенное - с традициями, с корнями.

А потом - распад Союза, война. Кто из нас тогда мог подумать, что придет время глобальных перемен, которое раскидает нас по всему миру?

Часто вспоминаем то время, просматривая старые кассеты с нашими проводами. Слезы набегают на глаза. Ведь мы были счастливы. Несмотря на то что моя семья уже много лет живет в Израиле, связь с родиной поддерживаем всегда, постоянно звоним в Душанбе друзьям.

Переезд на новое место стал временем больших испытаний. Пришлось учить незнакомый язык, дети пошли в школу, а после - разносили рекламу, чтобы прожить. Постепенно жизнь налаживалась. Дети выросли, женились сыновья, дочки вышли замуж.

Недавно мои сыновья побывали в Таджикистане - их пригласили на День независимости. А когда вернулись, не могли выразить чувств, переполнявших их. Как их встречали! Таджики всегда славились своим гостеприимством. Мои дети даже побывали в доме, где мы жили в Душанбе, на улице Шота Руставели. Их встретили как дорогих гостей, мои сыновья плакали, так много было тепла и любви.

Наталья Моногенова, Россия

Я давно живу в другой стране, в другом городе, и меня, вроде бы, всё устраивает, но постоянное желание снова побывать в городе детства не отпускает. Мечта - пройтись по знакомым улочкам, посидеть в любимом кафе, пообщаться с друзьями. Но их нет в родном городе, они все куда-то разъехались и живут своей жизнью.

Мои дети по рассказам знают этот Город Солнца наизусть. Порой воспоминания не дают заснуть - ведь это был город-сказка, город-мечта. Всегда солнце, даже зимой. Да, конечно, были дожди, но я помню только солнце. Огромное количество фруктов и овощей, всегда улыбающийся народ.

Помню, когда приехала в Россию, первое, что бросилось в глаза, - это неулыбчивые лица людей. В Душанбе все было по-другому, все друг друга знали, все друг другу помогали, Мы могли запросто прийти к кому-нибудь домой, и всегда это была радостная встреча.

Весь двор знал тебя, а ты знала весь двор - и не только свой двор, но и соседние дворы. Все друг с другом здоровались и разговаривали. Помню, иду после тренировки - школа находилась далеко, - и если сосед ехал на машине, то он всегда останавливался и довозил.

Было очень весело. Свадьбы играли всем двором, ты всегда был желанным гостем на любом пиршестве. Помню, как меня соседки учили вышивать национальными узорами, золотыми нитками.

С соседками шили платья, руками обшивали швы, и нам всегда было интересно друг с другом. Всем двором учились играть на пианино, всем двором ездили в горы, всем двором помогали друг другу.

По утрам всем двором занимались зарядкой, потом поливали деревья, а потом всем двором у кого-то завтракали. И вот... в один прекрасный момент это всё разрушилось.

ВОЙНА. Это страшное слово до сих пор болью отзывается в моем сердце.

Помню, как мужчины и мальчишки, быстро повзрослевшие, охраняли наш дом, они защищали женщин и детей. Но жизни уже не было. Начались отъезды. Уезжало не только русскоязычное население, но и сами таджики. Кто в Израиль, кто в США, кто в Европу, кто в Россию.

Но всё равно, что бы ни случилось, Таджикистан - моя родина.

Валентина Садовникова, Россия

Валентина Садовникова с друзьями. — Image captionВалентина Садовникова: "Благодаря интернету, общаюсь с одноклассниками, друзьями. И почти у каждого тоска и ностальгия"

Я прожила в Душанбе с 1964 по 1990 годы, и считаю этот солнечный город своей родиной. Это были самые яркие годы моей жизни. Там прошел мой выпускной вечер. Там я встретила свою первую любовь. Там начала заниматься любимым делом. В Душанбе родились мои сыновья!

В Душанбе и только там остались мои близкие и родные, друзья. Там, наконец, осталась могила моей мамы...

Всё помню, как сейчас - как жили в детстве с соседями-таджиками, тетей Зоей и дядей Ибрагимом. В заборе между дворами была калитка, которая всегда была открыта. И ужины были почти всегда совместными - то плов, то лагман, то пельмени, то курники...

Когда умерла при родах тетя Зоя, мы помогали дяде Ибрагиму растить троих детей. И ведь жили все очень дружно: таджики, узбеки, русские, корейцы, немцы. Никто и представить не мог, что придет час расставания.

Я помню друга Давлата Курбанбекова. Когда я с детьми зашла попрощаться, он не смог сдержать слез. До сих пор часто его вспоминаю, хороший был человек! Какова его судьба? Жив ли?

Уезжали, буквально спасая детей. Приехали почти в никуда. После благополучной, вполне устроенной жизни - в хорошей квартире, с хорошей работой - пришлось вселяться в сгоревшую квартиру. Про работу по душе тоже пришлось забыть. Не все тогда смогли это пережить, принять, многие сломались. Это как болезнь, не все выздоровели. Она и теперь дает иногда о себе знать - болезнь души. И это не только у меня.

Сейчас благодаря интернету общаюсь с одноклассниками, друзьями. И почти у каждого тоска и ностальгия.

Вот так получилось: и там нельзя было оставаться, и здесь, в России, не сразу нас приняли. Часто приходилось слышать - "понаехали".

Прошли годы, прежде чем мы смогли утвердиться. Со временем появились приятели, знакомые, но тоже в основном из числа приезжих из Средней Азии.

Часто задаю себе вопрос: "Хочу ли увидеть теперь Душанбе? Людей, с кем рассталась, знакомую улицу детства, могилу мамочки?" Ответ однозначный - да! А вот Душанбе теперешний - нет. Увы, он стал чужим. Слишком много было пережито.

Источник: http://www.bbc.com/russian/features-38395436

Женщины о войне в Таджикистане: "Людей убивали на улице"

Анора СаркороваРусская служба Би-би-си, Душанбе

27 июня в Таджикистане отмечают 18-ю годовщину со дня подписания в Москве мирного договора между правительством страны и Объединенной таджикской оппозицией (ОТО).

Гражданская война в Таджикистане 1992-1997 годов стала одним из самых кровопролитных конфликтов на территории бывшего СССР с момента его распада.

По официальным данным, в результате противостояния погибли более 60 тысяч человек, около 100 тысяч пропали без вести, 26 тысяч женщин овдовели и 55 тысяч детей стали сиротами.

Сложнее всего пришлось женщина и детям, испытавшим на себе все ужасы военного времени.

Хаетбегим Нуруллоева

Мне было 14 лет, когда началась гражданская война в Таджикистане.

В начале октября ситуация в Душанбе резко ухудшилась, и родственники уговорили маму отправить меня в Хорог [областной центр Горно-Бадахшанской автономной области].

На Памире жила моя бабушка. Скоро прилетел и мой старший брат.

В Душанбе уже начинали пропадать девочки. Никто не мог сказать, кто их похищал и что потом с ними случилось.

Моя мама, которая осталась в Душанбе, периодически нам звонила. Она мало рассказывала о том, что там происходило, но было понятно, что все очень плохо. В декабре мама перестала выходить на связь.

Тогда же убили дядю. Он не был военным. Убийц не нашли, скорее всего, даже не искали. Ему было всего 30 лет. Убили прямо на улице, расстреляли вместе с другом.

Мы с братом пытались выяснить у родных, почему не звонит мама, но нам постоянно твердили, что она на гастролях. Моя мама Садбарг Тиллоева была актрисой таджикского театра "Ахорун".

Так продолжалось несколько месяцев, пока однажды я случайно не подслушала разговор тети и бабушки. Я эту фразу никогда не забуду. Тетя сказала, что мамы нет ни в списках живых, ни в списках мертвых.

Потом я узнала, что в одну из декабрьских ночей страшного 1992 года маму, ее сестру, тетю, племянницу и моего двухлетнего двоюродного брата увели вооруженные люди. Позвонили в дверь и увели. Официально - они пропали без вести.

Спустя два года после их исчезновения мы нашли двоюродного братишку. От приютившей его женщины мы узнали, что он был в руках у вооруженных боевиков.

Они хотели от него избавиться, но женщина уговорила мужчин отдать им мальчика. Он прожил у нее два года.

Через год я вернулась в Душанбе. Закончить школу я не смогла. Там меня стали преследовать, издеваться надо мной, оскорблять по этническому признаку.

Меня называли вовчиком [вовчиками называли сторонников оппозиции, юрчиками - сторонников нынешней власти]. Могли плюнуть в меня, ударить.

Пожаловаться я не могла - боялась за брата и дядю, которых могли убить, если бы они захотели защитить меня. Тогда я уехала к родственникам в Хорог.

В Душанбе вернулась только после окончания школы, поступила в училище, но потом снова уехала. Этот город стал чужим для меня.

Война очень сильно изменила меня. Изменилось мое отношение к жизни, к таким понятиям, как добро и зло.

Я часто во сне вижу войну, стрельбу и мучения. Но самое страшное, что мы с братом так и не нашли могилу матери.

Мы даже справку о смерти не можем получить. За что ее убили? Просто так. Она была не своей, ее убили, потому что она была уроженкой Памира, и кому-то очень не нравилось ее этническое происхождение.

Хуриниссо Гафорзода

В 1992 году я работала в администрации города Рогун. Когда военные действия переместились на восток, я была вынуждена уехать в поселок Гарм в Раштском районе, к родителям. У них на тот момент уже ютились около 80 беженцев.

1992 год выдался очень холодным, мы едва находили пропитание. Однако самым страшным было то, что мы оказались меж двух огней.

С одной стороны нас преследовали сторонники проправительственного Народного фронта, а с другой - те, кто называл себя моджахедами, сторонниками оппозиции.

Проправительственные силы нас били за принадлежность к региону, откуда вышла исламская часть оппозиции.

А те, кто называл себя моджахедами, преследовали интеллигенцию, учителей и врачей, называя их неверными. Убивали каждый день. Убили и моего брата - за то, что он был инженером, образованным человеком.

Многие простые жители Рашта ждали наступления правительственных войск, надеясь, что те их спасут от преследования бандитов.

Но когда проправительственные войска заняли регион, начался ужас. Я такое только в фильмах о войне с фашистами видела и представить не могла, что когда-нибудь переживу нечто такое в реальности, в XX веке. И что убивать друг друга будут таджики.

Только мое родное селение Нимич подверглось бомбовым атакам 14 раз. Вокруг все было усеяно телами молодых мужчин, женщин, детей, которых мы не только не успевали хоронить, но и боялись, потому что после бомбовых атак начинались обстрелы мирных кишлаков.

Только в результате одного такого налета погибло 130 человек, в основном дети. Мы собирали остатки тел по снегу и хоронили в общих могилах.

Сотни людей продолжали бежать на восток страны в Джиргитальский район, на границу с Киргизией. Во многих населенных пунктах нас боялись принимать.

На границе двух районов, есть мост Сайрон через реку Сурхоб. Там стоял самый страшный для нас военный блокпост проправительственного Народного фронта. Мужчин снимали с машин и убивали - по региональному и этническому признаку.

Я пыталась спасти родственников, начала просить, ругаться с боевиками. Меня избили, выбили все зубы. До сих пор удивляюсь, что осталась тогда в живых. Трое моих двоюродных братьев и дядя на глазах жены и дочерей были расстреляны.

Мы были вынуждены снова вернуться домой. Весь мой родной кишлак был разрушен, обстрелян.

Я увидела отца и не узнала – он поседел за пару дней. Оставшиеся в селении старики были жестоко избиты. Утром, когда я стала расчесываться, в осколках разбитого зеркала увидела свое отражение. Вся голова была седой. Мне было 33 года. Меня выгнали с работы только за то, что я родилась в регионе, откуда была оппозиция.

Без денег, без дома, без еды, одна и с детьми на руках - вот так начиналась моя новая жизнь.

Это были страшные годы, но потом меня взяли на работу в ООН. Я помогала женщинам, вела работу с беженцами.

Помню, когда меня приняли на работу, на мне было одно-единственное платье. Мне одолжили денег, чтобы я могла купить еще пару платьев и теплых вещей. Меня часто спрашивают, можно ли все это забыть и простить. И я знаю, что как женщина простить не смогу никогда, и как верующий человек верю в суд Божий.

Я верю, что участники геноцида и военных преступлений против гражданского населения ответят, если не по законам страны, то перед Богом.

Шахрия Ахтамзод

Мне до сих пор невыносимо тяжело вспоминать те годы. Я начинаю плакать, наверное, от бессилия, от невозможности изменить судьбу, вернуть родных мне людей.

Я до сих пор не поняла, как началась эта война, в чем были причины жестокого истребления одних другими. Все эти люди жили в одной стране, были соседями, общались до войны. А потом что-то случилось, и все стали врагами, разделились на два лагеря.

В ноябре состоялась историческая сессия, на которой была избрана новая власть. Мы все надеялись, что конфликт будет исчерпан, но война только начиналась.

Страшные месяцы наступили потом. В Душанбе начались этнические чистки, искали представителей определенных регионов.

По ночам мы с дочерью прятались у друзей. В те годы я работала в редакции одной из газет, очень скоро с работы меня уволили за мои оппозиционные взгляды и за этническую принадлежность. Я была родом с Памира.

Одним из самых страшных воспоминаний стало убийство моего отца - 67-летнего фронтовика, участника Великой Отечественной войны.

Он поехал в больницу на очередной медосмотр и там, по рассказам очевидцев, был задержан вооруженными людьми. Его расстреляли, как многих других мужчин. Нам не удалось даже его тело найти.

Большинство моих родственников покинули родину во время гражданской войны. Сейчас они благополучно живут в России. На вопрос о возвращении они отвечают, что родина там, где тепло и безопасно, где не убивают за этническую принадлежность.

Все эти 23 года я не жила, я существовала и выживала. Работы нет, получить ее сложно из-за моих политических взглядов.

С момента подписания межтаджикского мирного договора прошло 18 лет, но настоящий мир так и не наступил, нет изменений, перемен, перспектив. Для меня лично ничего не изменилось.

Лала Мамадсултонова

В июне 1992 года у меня родился первенец, сын. Мой муж работал в милиции. Он и его коллеги стояли между двумя площадями, на которых митинговали противоборствующие стороны.

Затем демонстранты перешли к активным действиям, начали стрелять в милицию. Ни я, ни мой муж не могли понять причин этого противостояния. Мне кажется, что до конца этого не осознавали и сидящие по разные стороны баррикад люди.

В декабре активные боевые действия переместились в Душанбе. Стали преследовать людей по этнической принадлежности. Наши родственники к тому времени выехали из страны или из города, а мы не успели.

Я видела, как из дома вывели двух молодых людей и расстреляли их прямо на улице. Очень многих моих родственников убили, ограбили наши квартиры. Но никто так и не нашел ни убийц, ни грабителей, а может, и вовсе не искали. Время-то военное.

Сложно забыть детскую площадку полную трупов, крови. Приехала машина, и людей стали загружать в нее, как вещи, ковш поднимал тела и сбрасывал в кузов.

Уехали из страны мы на военном российском самолете, когда ситуация ухудшилась. Придумали легенду, что я радистка. Вы представьте, как мы все проходили контроль.

Боялись, что узнают об этническом происхождении. Помогла внешность: я метиска - мама русская, а отец с Памира.

Военный борт доставил нас в Самару. Там было холодно, а мы без денег, без теплой одежды, с маленьким ребенком.

Через три дня, проведенных в самарском аэропорту, мы наконец добрались до Алма-Аты, где жили родственники. Это было странное ощущение - из войны в мирную жизнь.

Я не забуду, как всякий раз испытывала ужас, когда муж выходил за хлебом. Я боялась, что он не вернется, что его убьют. До сих пор испытываю дискомфорт, если ночью стучат в дверь. Мне кажется, что ночью приходят, чтобы убить.

Гулрухсор Шарипова

Для меня гражданская война в Таджикистане не закончилась до сих пор. Иногда мне кажется, что я никогда не избавлюсь от мыслей, что война идет постоянно, а я вынуждена без конца защищаться, спасаться, бежать.

Мне было 16 лет, когда начались активные военные действия в Гарме, и нам пришлось бежать. Уехали в Джиргитальский район Таджикистана на границу с Киргизией.

Мои родители не принадлежали ни к одной из противоборствующих сторон, но тогда это было не важно. Все определяла география твоего рождения.

Спустя пару месяцев мы вернулись домой. Гарм уже был занят проправительственными силами.

В конце 1992 года мой отец решил навестить сестру. Тетя жила в соседнем кишлаке. Вечером папа не вернулся. Кто-то рассказал брату, что его застрелили, а тело выбросили в реку.

Мы долго его искали, пытались узнать, что случилось, но все наши усилия были тщетны. Тем же вечером у мамы случился сердечный приступ. Через шесть месяцев она умерла, так и не оправившись после известия о смерти папы.

Мои родственники через год после смерти родителей выдали меня замуж, боясь изнасилований. Женщины очень боялись приглашения на выпечку лепешек.

Так солдаты проправительственной армии отбирали для себя женщин, которых потом насиловали. Таких женщин в Гарме было очень много.

В жены брали в основном девочек 14-15 лет. Военные жили с ними, пока находились здесь, а когда меняли место дислокации, жен бросали. Те возвращались к родителям с детьми, без средств к существованию, обесчещенные.

Никто из этих женщин даже не пытался обратиться за помощью в правоохранительные органы. Доказать факт изнасилования много лет спустя достаточно сложно. Но в основном семьи пытаются скрыть подобные случаи, боясь общественного осуждения.

Источник: http://www.bbc.com/russian/international/2015/06/150624_tajikistan_war_women

Гражданская война в Таджикистане: воспоминания очевидцев

Гражданская война в Таджикистане, длившаяся более пяти лет (1992-1997), стала одним из самых трагических эпизодов в истории страны и постсоветского пространства.

Вооруженный межклановый внутриэтнический конфликт между сторонниками центральной власти и различными группировками в лице Объединенной таджикской оппозиции, куда входила и Партия исламского возрождения Таджикистана, последовал за провозглашением независимости страны в 1991 году.

Миллионы граждан Таджикистана были вынуждены бежать из республики, спасаясь от репрессий и верной гибели, почти половина населения осталась без крова. По разным данным, в 1993-1994 годах в Афганистане нашли приют около миллиона таджикских граждан. В основном, это были женщины, дети и пожилые люди.

В дни, когда отмечается 25-я годовщина распада СССР, воспоминаниями о военном времени с корреспондентом Русской службы Би-би-си в Душанбе Анорой Саркоровой поделились журналистки Сурае Шуджоат и Зарина Хушвахт.

Сурае Шуджоат

В годы гражданской войны я вела одну из самых популярных программ таджикского государственного радио "Хоки Ватан" ("Песок родины"). Основными слушателями радиопрограммы были таджикские беженцы, оказавшиеся в Афганистане.

Мы ежедневно получали сотни писем от беженцев. В редакцию письма привозили сотрудники ООН, международных гуманитарных организаций, журналисты, иногда чиновники, побывавшие в Афганистане.

Мы зачитывали письма в эфире, надеясь, что их услышат родственники беженцев в Таджикистане. Сегодня это кажется невероятным, но тогда для многих наша радиопередача была единственной возможностью получить весточку от родных. Ведь тогда не было ни мобильных телефонов, ни электронной почты, ни соцсетей.

Историй, полных трагизма и ужаса, было очень много. Вот рассказ одной из моих собеседниц по имени Афзал.

В 1993 году, в самый разгар войны Афзал, ее единственная пятилетняя дочь и еще несколько женщин с детьми пытались переплыть Пяндж на плоту, чтобы добраться до Афганистана. Тогда многие спасались подобным образом.

Когда плот, на котором плыла Афзал и ее дочь, почти достиг афганского берега, начался обстрел с вертолета. Плот перевернулся.

Афзал с девочкой оказались в воде. Пяндж внешне очень тихий, но под поверхностью есть водовороты; если попасть туда - это неизбежная смерть. Дочь Афзал попала в один из таких водоворотов.

Афзал ухватилась за какой-то куст. Ее дочь кричала и просила мать о помощи, но мать не могла ей помочь. Водоворот несколько раз поднимал девочку вверх, и она всякий раз звала мать. Но мать понимала, что если она разожмёт кулак и отпустит куст, она утонет вместе с дочерью, которой уже невозможно помочь.

Афзал закрыла глаза, дочь утонула. Родные не нашли даже тела ребенка.

Мы виделись с ней несколько раз. Она постоянно вспоминала те трагические минуты. И повторяла: "Люди лгут, когда говорят, что ребенок дороже жизни. Оказывается, на грани между жизнью и смертью собственная жизнь становится дороже". Ей предстоит с этим страшным грузом памяти прожить всю жизнь.

В Шаартузском районе Хатлонской области я познакомилась с женщиной по имени Мохитобон. Она рассказала, как в 1993 году ее с детьми и матерью провожали братья и муж. Им удалось благополучно доплыть на плотах до афганского берега, но своих родных женщина больше никогда не видела. Знает только, что братьев и мужа убили.

Мохитобон призналась, что до конца жизни не забудет взгляд мужа: "Он смотрел на нас так, как будто прощался навсегда, как будто знал, что это наша последняя с ним встреча в этой жизни".

Image captionСемья беженцев из Таджикистана пересекает границу с Афганистаном вблизи деревни Пяндж

В 1997 году Мохитобон вернулась на родину. За считанные месяцы она поседела. Когда я впервые ее увидела, не могла поверить, что ей еще нет и сорока лет.

По работе я часто ездила на юг страны, в Вахшскую долину, откуда было очень много беженцев. В одну из таких поездок я оказалась в Кабодианском районе Хатлонской области.

Помню пустой дом, чьи хозяева бежали, спасаясь от расправы. Меня поразил приусадебный участок, гроздья винограда, хурма. Дом как будто ждал своих хозяев, которые, возможно, голодали в это время в Афганистане.

В 1993-1997 годах у меня дома жили беженцы, более 20 человек. Я знаю, что такое голод. Часто на работу приходила голодной, а еще грудной ребенок. Но даже тогда люди делились последним куском хлеба.

Нам на радио привозили хлеб. И этот хлеб спас от голодной смерти несколько десятков человек.

Зарина Хушвахт

Я уверена, что больше всего войны боятся те, у кого есть маленькие дети. Во время гражданской войны моей дочери было шесть лет, а сыну - три года. Это были очень тяжелые годы, я до сих пор не могу спокойно рассказывать о том времени, хотя прошло уже немало лет.

Мои дети знали, как надо было вести себя во время стрельбы.

Она начиналась, и они падали на пол, даже не понимая, зачем это делают. Мы старались не выходить из дома, но нужно было покупать еду. Я оставляла их одних, уходя всякий раз навсегда. Каждый раз, выходя на улицу, я прощалась с ними навсегда, потому что время было такое. Никто не знал, вернется ли назад.

Но голод страшнее смерти. И мы выходили покупать еду. Денег хватало только на чай, сахар и хлеб, который был дороже всего, потому что достать хлеб в те времена считалось большой удачей.

Одну буханку хлеба я делила на три дня. Чай и хлеб. Дети часто просили добавки, но я отказывала, хотя мне хотелось рыдать, глядя в их голодные и просящие глаза. Но я понимала, что это единственный способ выжить.

В очереди за хлебом люди стояли до утра.

На руки выдавали по две буханки, и многие выстаивали многочасовые очереди несколько раз, чтобы купить еще хлеба. Но его было очень мало. Мяса и других продуктов не было. О мясе мы могли только мечтать.

Иногда сейчас в магазинах, наблюдая за капризными покупателями, я вспоминаю те годы, когда в магазинах не было ничего и денег тоже не было. И каждый продукт питания был роскошью, радостью.

Соседи очень помогали друг другу. Это помогло выжить многим.

В те годы я работала в театре, была актрисой. Нам почти год не давали заработную плату. И мои соседи, занимавшиеся тогда предпринимательством, предложили продавать вещи.

И я решилась. Купила в Душанбе зелень и отвезла в Москву. На средства, вырученные от продажи, купила обувь и продавала на душанбинском рынке. Так я спасла своих детей от голодной смерти.

Источник: http://www.bbc.com/russian/features-38460797

суббота, 31 декабря 2016 г.