Владимир Стариков. И хотя мы живыми до конца долетели... Часть 4.

Опубликовано в газете “Вятский наблюдатель” № 45 (71), 5 ноября 1999 г.

И ХОТЯ МЫ ЖИВЫМИ ДО КОНЦА ДОЛЕТЕЛИ...

Беженцы из Таджикистана начинают жить “с нуля”.

В начале нынешнего года “ВН” (№№ 5-7) публиковал выдержки из воспоминаний В.Старикова, семья которого оказалась в самом эпицентре постсоветских разборок в столице Таджикистана Душанбе. Сегодня – рассказ о том, как Стариковы в течение пяти лет обживались на Вятке, которая встретила их холодным безразличием …

Жизнь любого вынужденного переселенца в России начинается с посещения миграционной службы. На следующий день после разгрузки вагона посетили ее и мы. Здесь нас ожидал первый сюрприз. Получив после регистрации удостоверения, я с удивлением обнаружил, что они у нас разные. У жены и дочери - беженцев, у меня - вынужденного переселенца. Формально, с точки зрения закона о вынужденных переселенцах, правильно: у меня гражданство России было зарегистрировано, а у жены и дочери - нет. Но насколько справедливо, расскажу ниже. Статус беженца влечет ограничение в правах. Беженец не имеет права на покупку земли и недвижимости, а размер ссуды на строительство дома или приобретение квартиры определяется количеством членов семьи, являющихся вынужденными переселенцами. Сотрудники миграционной службы объяснили нам, что жилым фондом служба не располагает и помочь с жильем не может, предложив после регистрации российского гражданства взять возвратную беспроцентную ссуду на покупку дома или квартиры. Аж шесть миллионов безналичных рублей (все денежные суммы приводятся в старом исчислении). На одного меня ссуда была бы значительно меньше. Что на эти деньги можно было купить со второй половины 1994 г., думаю, объяснять не нужно. Этим и закончилось наше первое посещение миграционной службы.

<А сейчас поразмышляем о справедливости применения статуса беженцев к русским, возвращающимся в Россию из стран СНГ.

Конституционный суд РФ Постановлением от 16 мая 1996 г. признал: Первое - лица, родившиеся 30 декабря 1922 г. и позднее на территории РФ и утратившие гражданство бывшего СССР, продолжали и продолжают сохранять российское гражданство по рождению вплоть до того момента, пока оно не будет прекращено на основании их волеизъявления, и они не утрачивают его в силу одного только факта проживания за пределами РФ на момент вступления в силу (6 февраля 1992 г.) закона "О гражданстве Российской Федерации". (То же самое относится и к их детям); Второе - в отношении граждан РФ, проживающих за ее пределами и вернувшихся для постоянного проживания в РФ, речь может идти только об уведомительной регистрации, носящей исключительно учетный характер, но не как о регистрации в порядке приобретения гражданства по ст.18 "г", что неприменимо в отношении имеющих гражданство по рождению.

Именно через регистрацию по статье 18 "г" прошло абсолютное большинство россиян (в т.ч. и моя семья), вернувшихся в Россию из ближнего зарубежья и с легкой руки российских государственных чиновников окрещенных "беженцами", и приравненных в правах до регистрации гражданства к беженцам – гражданам чужих государств, нашедших убежище на территории России.

Именно эта регистрация, носящая временный характер, открыла двери в Россию миллионам эмигрантов из ближнего зарубежья и тоже называющих себя беженцами - а как же, денег вырученных за продажу квартиры в центре столицы родного государства не хватает на приобретение равноценной квартиры в Москве, а только лишь на аналогичную квартиру в Кирове или Перми.

В то же время десятки миллионов россиян, лишенные на чужбине защиты родного государства, не признающего их своими гражданами, и не имеющие возможности вернуться на Родину, вынуждены оставаться в зарубежье, подвергаясь дискриминации по национальному признаку и насильственной ассимиляции. Считаю эту статью 18 "г" закона трагической ошибкой законодателей.

В переговорах с руководством мединститута по вопросу перевода дочери обнаружилась разница в учебных программах душанбинского и кировского институтов. Погасить ее можно было изучением соответствующих дисциплин только при КГМИ и только на коммерческой основе. Сумма за эту услугу оказалась для нас фантастически высокой, не хочу ее и называть. Хорошо, что нам пошли навстречу и согласились погасить ее моими компьютерными программами.

Ввиду отсутствия части документов (письменных экзаменационных работ при поступлении и приказа о зачислении в институт) дочь допустили к занятиям на правах условно принятой, что лишало ее права на стипендию (это обстоятельство сильно осложняло жизнь нашей семье, так как в то время более 5 000 рублей в неделю мы выделить дочери не могли). Помогли с устройством в общежитие. Заверенные телеграммы в ректорат душанбинского мединститута съели последние деньги, оставшиеся от оплаты за вагон. Полгода ждали мы недостающие документы, пока наша душанбинская знакомая наскребла денег на взятку, а неторопливая почта (по несколько месяцев идут письма из Таджикистана) доставила их. Перед началом зимней сессии в ректорате КГМИ нас предупредили, что если в течение месяца документы не появятся, то дочь будет отчислена.

Домой жена пришла черная от горя. И кто знает, сколько дней ее жизни унесли эти переживания. К счастью, назавтра пришел долгожданный конверт. Считаю, что в подобных ситуациях порядок перевода студентов должен быть упрощен.

Наши попытки с ходу заполучить работу с одновременным предоставлением жилья успеха не имели. Знакомые подсказали, что в районах не хватает учителей нашего профиля. Дипломы механико-математического факультета университета позволяли нам работать учителями средних школ математики, физики и информатики. В Облоно дали список вакансий в сельских школах и телефоны, предоставив самим вести переговоры с Районо и директорами школ. Созвонившись с одним из районов, получили приглашение приехать на собеседование. Но на поездку нужны были деньги, а их уже не было.

И вот тогда мы вспомнили, что беженцам и переселенцам положено пособие в размере минимальной заработной платы (двукратной для жителей села) на каждого члена семьи. С этой просьбой, объяснив ситуацию, и обратились мы в миграционную службу. Здесь нас ожидал второй сюрприз. Нам отказали - нет денег. Не ожидавшая такого удара, жена заплакала и вышла в коридор. Ошеломленный случившимся, я остался стоять в помещении отдела. Удивленные реакцией жены, работницы службы обменивались репликами: из-за чего так убиваться - ведь цела, не сгорела и не разбомблена наша (да еще и четырехкомнатная) квартира в Душанбе и вещи мы вывезли. И невдомек им было, что для нас эта квартира потеряна навсегда, ну все равно, что сгорела, а сегодня у нас просто нет денег на хлеб и не будет, если мы не найдем работу. Я молчал. Завотделом провела меня в кабинет руководителя службы. Узнав о цели нашего прихода, начальник раздраженно объяснил ей, а не мне, что прибыло несколько семей беженцев, в каждой из которых по 10-12 детей (надо же, как нам не повезло) и все деньги уйдут на выплату пособий этим семьям. Не проронив ни слова, я вышел из кабинета.

Моему сыну, зарегистрированному там же несколькими месяцами раньше, тоже не выплатили пособия. О праве на него он и не подозревал, а сотрудники службы об этом умолчали, ограничив заботу о нем одной регистрацией. А ему, выпускнику киевского ВУЗа пришлось ох, как не сладко. Денежные переводы из Душанбе почта не принимала. Стипендии и подзаработанных им денег, хватило только на дорогу до Кирова. А на какие средства жить?

По совету знающих людей жена обратилась за помощью в службу социальной защиты семьи, где без лишних слов в течение 10 минут ей и выдали эти злосчастные 120 000 рублей. Сын же за истечением времени это право потерял.

Поездка в район оказалась удачной. Директору сельской школы требовались два учителя нашего профиля. Предоставлялась и благоустроенная двухкомнатная квартира. Но когда через несколько дней, перед тем как выехать в село с вещами, мы на всякий случай позвонили в школу, нам без объяснения причин отказали.

Еще несколько попыток в других районах оказались безрезультатными. В нашем райцентре мне, профессиональному программисту имеющему опыт работы со студентами, директор школы отказал в должности учителя информатики в кабинете замначальника Районо, предложившего меня на это место. Такого демократизма Восток конечно же не знает. И через полгода эта же должность оставалась вакантной. И снова тот же директор отказал уже моей жене, тоже программисту. Уяснив, что правила комплектации школ преподавателями мне не осилить, я прекратил искать работу на этом поприще. Стало ясно и другое - работу с жильем не найти. И как нам не хотелось обременять семью школьной подруги жены, но пришлось переехать в их пустующую квартиру в Проснице, в 60 км от  г. Кирова. Хозяйка квартиры заказала и оплатила машину для перевозки нашего имущества.

Массу неприятных ощущений мне с женой пришлось испытать при прописке. Просмотрев наши документы - паспорта и удостоверения миграционной службы, сотрудник паспортного стола заявила, что мы граждане другого государства, да еще и не выписаны, а потому - поезжайте в Душанбе, выпишитесь, и только потом приходите за пропиской, а сейчас, заплатите штраф за опоздание с регистрацией и регистрационный сбор, как иноземцы. Заплакавшая жена пыталась что-то объяснить, но чиновница была неумолимой. Прошло пять лет как мы уехали из Таджикистана, но у меня до сего дня не возникает желания вернуться туда даже на время. Вынужденный переселенец не может быть возвращен против его воли на территорию государства выезда - так трактует закон о вынужденных переселенцах. И надо быть человеком без сердца, чтобы предложить нам вернуться в Душанбе.

Взяв со стола наши паспорта, я открыл свой на странице особых отметок - там Посольство РФ в Таджикистане проставило штамп о регистрации российского гражданства. Предъявив этот лист хозяйке кабинета, сказал: "Я - гражданин России, вернулся вместе с женой на Родину. И прописать нас вы обязаны в любом случае и вам об этом хорошо известно". И случилось неожиданное - чиновница испугалась. Нас попросили заполнить бланки прибытия, а также выбытия - для посылки в Душанбе: трогательная забота об интересах государства, попирающего права россиян. Видимо, не знают в МВД РФ, что в первую очередь по наводке работников ЖЭУ и милиции в Душанбе совершается захват пустующих квартир.

Обстановка несколько разрядилась. На вопрос о причинах выезда из республики рассказали этой даме об одном из эпизодов насилия над русскими женщинами. А надо было промолчать. Когда собирались уходить, в кабинет вошли двое мужчин - таджиков. Обратившись по имени к чиновнице, они сообщили, что принесли ей сливы, которые привезли на продажу, и пришли зарегистрироваться. С улыбкой, как дорогих гостей встретила торговцев фруктами хозяйка кабинета, а когда мы были уже в дверях, вдруг, не стесняясь нас, спросила тех (извини, читатель, за натурализм, но вопрос был задан именно так): "Говорят, вы в Душанбе наших девок трахаете?" Как оплеванные вышли мы из кабинета этого офицера внутренних войск в юбке. - эта часть не была опубликована>.

Без еды, без дома, без работы.

… После прописки поиски работы стали главной целью. Получив в службе занятости информацию о единственной вакансии программиста на одном из предприятий Кирова с небольшой зарплатой - 140 000 рублей, я все же устроился на него.

<Мои доводы в пользу этого решения были просты. Не прерывается стаж. Я даже сумел приступить к работе на две недели раньше даты увольнения, работая в эти дни по договору. С чего-то надо начинать и не может быть, чтобы квалифицированному специалисту не прибавили зарплату в процессе работы. Если же мои ожидания не оправдаются, то можно, уже не торопясь и осмотревшись, поискать новое место. Не работая в нашем положении, можно сойти с ума.

Когда миграционная служба в первую зиму предложила нам бесплатную путевку в дом отдыха, то иначе, как злую насмешку, мы это предложение не восприняли. Я уже не говорю о деньгах на дорогу, их нет и сейчас, через пять лет.

Мои рассуждения были правильны. И зарплату повышали несколько раз, и проездной билет на электричку оплачивали, и дополнительную работу по договорам предоставляли. Но предприятие переживало кризис. Неполная рабочая неделя - четыре, а затем три рабочих дня в неделю. Постоянные задержки с заработной платой - поступил на работу 3 октября, а зарплату первый раз получил 7 марта. Пришлось заняться поисками нового места.

Искал тщательно, целый год, по справкам службы занятости, сотрудники которой, выдавая ее, каждый раз не забывали предупредить: "В Кирове вы работу не найдете". Я привык не обращать внимание на такие мелочи. Если бы наша семья следовала советам таких доброжелателей, то мы бы просто не выжили. Было много отказов под надуманным предлогом. Для одних непреодолимым препятствием служила моя иногородняя прописка. Главными противниками приема на работу в таких случаях выступали инспектора отделов кадров, привыкшие еще при советской власти неукоснительно соблюдать это правило и не изжившие его в своем сознании до сих пор. Других пугал мой статус вынужденного переселенца. Они почему-то считали, что предприятие обязано в таких случаях предоставлять работнику квартиру. И бесполезно было переубеждать их в этом заблуждении, предпочитающих от греха подальше не брать таких людей на работу. Многие работодатели, привыкшие к полной безнаказанности перед законом в этой сфере, к существующей с советских времен технологии подбора кадров по знакомству (ныне это называется "по конкурсу" - конкурсу рекомендующих, но никак не ищущих работу), добавили и нечто новое - ограничение по возрасту и полу. В любой газете можно встретить объявления всевозможных фирм, упорно приглашающих на работу "компьютерных мальчиков" до 35 лет. В цивилизованной стране за введение таких ограничений при приеме на работу они бы подверглись судебному преследованию за нарушение прав человека. Но только не в "демократической" России, где на подобные "шалости" смотрят сквозь пальцы правоохранительные органы. И меня до сих пор удивляет, почему государственная служба занятости способствует в этом предприятиям, принимая от них информацию о вакансиях с такими условиями, а газеты безбоязненно ее публикуют.

И, тем не менее, у меня был выбор. Дважды отказался сам, один раз не проявил должной настойчивости, но – <эта часть не была опубликована> в феврале 1996 г. нашел работу с полной рабочей неделей и где зарплата выплачивалась без задержек. Впереди ждало еще много трудностей, но самые тяжелые дни остались позади.

<Сын с дипломом радиоинженера гражданской авиации устроился на работу слесарем КИП с зарплатой 50 тысяч рублей и местом в общежитии, затем в школу учителем труда - помогли новые друзья. Сейчас, предварительно поработав старшим электромехаником, инженер сельской телефонной связи.

Жене с поисками работы, как и большинству российских женщин, пришлось труднее нас. Встав на учет в службе занятости, получала пособие по безработице в размере минимальной заработной платы (20 500 рублей) - не было справки с последнего места работы. О праве на него никто в нашей семье не знал - российское посольство об этом не предупредило, а миграционная служба умолчала. Не теряя оптимизма, жена искала работу, пользуясь информацией службы занятости, но безуспешно. – <эта часть не была опубликована>

В этот период выживать семье помогали случайные заработки жены в виде нескольких ведер картошки, банок молока или килограммов мяса за связанную кофточку или сшитое платье. И, наконец, осенью 1996 г. сельская администрация пригласила ее на работу в дом культуры, где она занимается с сельскими ребятами, обучая рукоделию, организовывает выставки, конкурсы, концерты и вечера отдыха, помогая односельчанам скрасить нелегкую деревенскую жизнь. Дочь в летние месяцы подрабатывала дежурной медсестрой в сельской больнице.

Важной задачей было создать запас картошки на зиму. Наш таджикский запас продуктов состоял из 20 кг репчатого лука (здорово он нас выручил в первую зиму, когда при нашем скудном питании не хватало витаминов), десятка банок домашних солений и нескольких банок варенья - остатки прошлых лет. Живя в Таджикистане, мы постоянно запасали на зиму яблоки (300-400 кг), помогая пригородному колхозу в сборе урожая и получая за работу яблоки - за один рабочий день 70-80 кг на двоих.

Сбор яблок - тяжелый труд, наши знакомые больше одного дня не выдерживали, предпочитая покупать яблоки на базаре. Исходя из этого, мы наивно считали, что таким же способом сумеем запастись и картошкой. Руководитель просницкого сельхозпредприятия - "добрая" душа, которого мы разыскали в рабочей столовой, нам не отказал, но на оплату картошкой не согласился: "Работу оплатим деньгами после реализации картошки, через полгода, около двух тысяч в день". В просницком магазине килограмм картошки стоил 900 рублей, в Кирове - 500. Поистине, сытый голодного не разумеет.

И пришлось нам, не зная карты полей, собирать картошку на убранных полях вдоль районного шоссе, где промышляло немало горожан. А когда старушки-соседки указали нам поля в стороне от трассы, то было до слез обидно видеть поле сплошь усыпанное уже сгнившей картошкой - выкопанной комбайном и брошенной в забытьи.

В конечном итоге нам все же удалось собрать несколько мешков, да парой мешков наделили соседи. Пользуясь тем, что осень стояла теплая, насолили две банки грибов и насушили трав для заварки вместо чая. С этим продовольственным запасом мы и встретили первую зиму, которую впоследствии назвали блокадной. Да и весь первый год по сути был таким - блокадным. И не было это большим преувеличением. Обычное состояние - полуголодное. В рабочие дни мне приходилось обходиться без обеда. Счет деньгам шел на батон хлеба. Помню и вряд ли забуду, как однажды не смог привезти домой булку хлеба, которую купил по дороге на работу и еще теплую, не удержавшись, съел всю.

Раз картошка, два картошка …

Весна выдалась ранней и теплой. Сельсовет отвел нашей семье 10 соток земли под картошку. Навоз дали соседи, под удивленными взглядами односельчан - Пасха - перевезли его садовой тележкой на поле. Еще раз удивив жителей, вскопали землю лопатой, на вспашку денег не было. Не было их и на покупку семенной картошки. Выручила администрация сельсовета, выделив 50 000 рублей, на которые купили в колхозе картошку на посадку.

До сих пор помним, как привезли ее из овощехранилища и перед выходом в поле, нажарив большую сковородку, наелись досыта, а затем впервые в жизни сажали картошку. Летом, как обычно в первый год на осваиваемом участке, обильно, высотой по колено проросли сорняки, которые буквально душили картофельные побеги, затерявшиеся среди этого дикого буйства. Жена одна с ними не справлялась, пришлось на время отложить все строительные работы и заняться прополкой всей семьей. Зато при копке картошки радости моей не было границ, урожай уродился отменный. За несколько километров на тележке возили ее домой, но усталости не чувствовали. Бодрила мысль, что теперь с солидным запасом своей картошки, да несколькими ведрами соленых грибов, собранных еще летом, с голоду не пропадем. С тех пор каждый год сажаем мы не только картошку, но и другие овощи, не представляя, как можно прожить без своего огорода, и не понимая тех, кто бедствует, но заводить его не желает.

Руины.

Но самую главную и сложную задачу - собственное жилье надо было как-то решать. Покупать на ссуду, предлагаемую миграционной службой, ветхий домик, который того и гляди ветром сдует или он сам от старости рассыплется, не хотелось, а на добротный дом денег не было. Как дамоклов меч над головой, висела над нами эта проблема, не оставляя ни на минуту в покое и отравляя нашу и без того нелегкую жизнь.

Уговаривая себя не торопиться и не предпринимать лихорадочных шагов, я на решение этого вопроса отводил один год. Но выход нашелся раньше и как бы сам собой.

Каждый мой рабочий день начинается и заканчивается поездкой на пригородной электричке. И первые полгода дважды в день, утром и вечером мое внимание привлекали развалины старинного кирпичного строения рядом с просницким железнодорожным вокзалом. Заваленное доверху снаружи и внутри строительным мусором и остатками сгоревшего бревенчатого этажа оно представляло мрачное зрелище, но стены, зияющие проемами окон и дверей, выглядели внушительно. Весь двор был засыпан полуобгоревшими бревнами, обломками кирпичей и шифера, листами проржавевшей жести вперемежку с золой и шлаком. Возвышающийся у фасада этого строения курган земли, вынутой из котлована при постройке соседнего дома, дополнял картину. Руины были мертвы, даже вездесущие вороны не залетали туда, лишь громадные тополя печально качали над ними ветвями.

Однажды вечером в конце зимы я решил внимательнее осмотреть это пепелище. Коробка здания состояла из двух разновеликих частей, разделенных капитальной кирпичной стеной и соединяющихся дверным проемом. Больше всех пострадала дальняя половина дома. Через всю заднюю стену сверху вниз шла трещина, но стена не просела. Наружный дверной проем был сильно разрушен. В этом месте стены пытались разбирать на кирпичи, но бросили ввиду бесполезности затеи, кладка на известковом растворе оказалась слишком крепкой и извлекать кирпичи целыми не удавалось.

Удачная планировка дома общей площадью в 75 кв.м, с толщиной стен 70 см позволяла превратить его в небольшой трехкомнатный коттедж с приличной кухней, прихожей, верандой, ванной и туалетом. Канализационный колодец находился через дорогу в 20 м от дома, водопровод - в 70 м, столб электрической и телефонной линий - на углу здания. А если сложить печь на кухне и смонтировать водяную отопительную систему в комнатах, то дом по бытовым удобствам можно приблизить к городской квартире. И мне захотелось его восстановить. Эту мысль поддержали жена и сын. У жены аналогичная идея возникала тоже, но она ее не высказывала, боясь показаться фантазеркой.

Владимир Стариков (Просница).

Продолжение в следующей части.